Кругом вода, но как трещит от сухости доска!
Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка…
Самюэл Кольридж, английской поэт
Печально! Мне думается, мастер пера Кольридж писал о мёртвой воде – или хотя бы о солёной, не будем всё же оскорблять океаны эпитетом «мёртвый». Тут можно процитировать иного современного классика, но, увы, только под псевдонимом:
Она жива, она мила,
весенней вешних вод,
Её дыханье – ласка ласк…
Улёт, полёт и взлёт…
Даниэль Софре –
псевдоним талантливого
современного классика.
Перевод на русский мой.
Но за дело! Кто я такой, при чём тут вода, некий Софре и вешние воды? Переводчики много чего видят на своём веку… Бурдж Калифа, Дубай, директор киностудии, что снимал Тома Круза. Голливуд, интервью с очередным директором, что руководила New Line Cinema (Властелин Колец). Переводы в Останкино. Блеск и шик повсюду… Чем же может удивить небольшой музей, пусть в центре красивейшего города в мире?
Видимо, чем-то может. Быть может, новыми знания о любимом городе и его истории? Что ж, это можно прочесть в учебниках… Химическим экспериментом прямо в музее? Но это было на уроках химии – правда, я на них спал, поэтому и стал переводчиком. Тогда документальными фильмами и стихийными стихиями или стихами на стене? Но ведь и это не так уж редко. А может, дело в очаровательном экскурсоводе или «экскурсоводице»…? Не знаю, наверное в Эрмитаже тоже такие есть. Тогда, наверное, подушки, что лежат на земле как в лучших арабских домах (или турецких?) Ах, нет же – это был пингвин во дворе, именно он меня очаровал. Простите, морж, а точнее тюлень – наверное, он не отнекивался от манной каши, раз вырос таким большим и красивым.
Кто знает, кто знает. Каждому своё. «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу». Можно добавить – и музей. Скажу лишь одно, но честно (ведь я никогда не вру, как и Барон Мюнхгаузен – кодекс переводчика и джентльмена): я вышел из музея обновлённо-оживлённо-вдохновлённым. А причина? Решайте сами. Сходите и потом расскажете…
Кому-то по душе мегаполисы. Я жил некогда в крупнейшем городе Калифорнии – Лос-Анджелесе. Но по душе мне больше милый и эстетичный Сан-Франциско. Кто-то выбирает Зимний дворец (и он прекрасен!), а я люблю уют Павловского дворца и парка. Кто-то без ума от Москвы (конечно, она великолепна, так что не обижайтесь, москвичи!), а кому-то ближе «стройное строгое» великолепие Петербурга. Кто-то мечтает о пышной красавице-танцовщице ростом 1,80, а я очарован изящной фигурой и элегантностью – живой, как живая вода…
И всё же, что же такого в этом небольшом, башенно-тюленистом музее? Не знаю! Дело не в его экспонатах (они хороши!), и не в пушках во дворе, от которых ваши дети в восторге, потому что можно их переводить и нацеливать; дело даже не в красочном тюлене и не в тех ценно-бесценных знаниях, что получаешь за получасовую экскурсию… Но что-то есть там волшебное. «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…». Нет, лешего не видел. Русалочку – может быть…
Возможно, музей притянул меня тем, что я живу в единственном (как мне кажется) в мире городе, чьё название и значит в переводе «город на воде». Любителям загадок подскажу: имя составное – из греческого и местного наречий. Кто хочет попробовать удачу – пишите мне.
И обязательно посетите Музей воды в Петербурге – городе на воде (нет, это не ответ на загадку). Может, вам посчастливится, и вы тоже глотнёте там живой воды – а она ведь достаётся не каждому…
Пусть у нас будет стихотворное заключение, ведь стихи струятся, как вода. И снова Даниэль Софре (не ищите этот псевдоним – не найдёте. Классик хорошо спрятался). Но мне довелась честь переводить его:
Очарованье – в простоте:
волненьи рек
И карих глаз – смеющихся,
бездонных,
Очарованье – это жизнь,
любовь и речь
О всех мирах – и звёздных,
и подводных,
Очарованье – это дождь и океан,
Русалки в озере, и салки, и музеи,
Очарованье – это зов далёких стран,
Дыханье жизни, и воды, и зелени…
Это стихотворение поэт написал после посещения Музея воды. Побывайте там и вы! Ведь нам так иногда не хватает глотка живой воды в этой жизни…
Владимир Резников,
Миннесота
Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка…
Самюэл Кольридж, английской поэт
Печально! Мне думается, мастер пера Кольридж писал о мёртвой воде – или хотя бы о солёной, не будем всё же оскорблять океаны эпитетом «мёртвый». Тут можно процитировать иного современного классика, но, увы, только под псевдонимом:
Она жива, она мила,
весенней вешних вод,
Её дыханье – ласка ласк…
Улёт, полёт и взлёт…
Даниэль Софре –
псевдоним талантливого
современного классика.
Перевод на русский мой.
Но за дело! Кто я такой, при чём тут вода, некий Софре и вешние воды? Переводчики много чего видят на своём веку… Бурдж Калифа, Дубай, директор киностудии, что снимал Тома Круза. Голливуд, интервью с очередным директором, что руководила New Line Cinema (Властелин Колец). Переводы в Останкино. Блеск и шик повсюду… Чем же может удивить небольшой музей, пусть в центре красивейшего города в мире?
Видимо, чем-то может. Быть может, новыми знания о любимом городе и его истории? Что ж, это можно прочесть в учебниках… Химическим экспериментом прямо в музее? Но это было на уроках химии – правда, я на них спал, поэтому и стал переводчиком. Тогда документальными фильмами и стихийными стихиями или стихами на стене? Но ведь и это не так уж редко. А может, дело в очаровательном экскурсоводе или «экскурсоводице»…? Не знаю, наверное в Эрмитаже тоже такие есть. Тогда, наверное, подушки, что лежат на земле как в лучших арабских домах (или турецких?) Ах, нет же – это был пингвин во дворе, именно он меня очаровал. Простите, морж, а точнее тюлень – наверное, он не отнекивался от манной каши, раз вырос таким большим и красивым.
Кто знает, кто знает. Каждому своё. «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу». Можно добавить – и музей. Скажу лишь одно, но честно (ведь я никогда не вру, как и Барон Мюнхгаузен – кодекс переводчика и джентльмена): я вышел из музея обновлённо-оживлённо-вдохновлённым. А причина? Решайте сами. Сходите и потом расскажете…
Кому-то по душе мегаполисы. Я жил некогда в крупнейшем городе Калифорнии – Лос-Анджелесе. Но по душе мне больше милый и эстетичный Сан-Франциско. Кто-то выбирает Зимний дворец (и он прекрасен!), а я люблю уют Павловского дворца и парка. Кто-то без ума от Москвы (конечно, она великолепна, так что не обижайтесь, москвичи!), а кому-то ближе «стройное строгое» великолепие Петербурга. Кто-то мечтает о пышной красавице-танцовщице ростом 1,80, а я очарован изящной фигурой и элегантностью – живой, как живая вода…
И всё же, что же такого в этом небольшом, башенно-тюленистом музее? Не знаю! Дело не в его экспонатах (они хороши!), и не в пушках во дворе, от которых ваши дети в восторге, потому что можно их переводить и нацеливать; дело даже не в красочном тюлене и не в тех ценно-бесценных знаниях, что получаешь за получасовую экскурсию… Но что-то есть там волшебное. «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…». Нет, лешего не видел. Русалочку – может быть…
Возможно, музей притянул меня тем, что я живу в единственном (как мне кажется) в мире городе, чьё название и значит в переводе «город на воде». Любителям загадок подскажу: имя составное – из греческого и местного наречий. Кто хочет попробовать удачу – пишите мне.
И обязательно посетите Музей воды в Петербурге – городе на воде (нет, это не ответ на загадку). Может, вам посчастливится, и вы тоже глотнёте там живой воды – а она ведь достаётся не каждому…
Пусть у нас будет стихотворное заключение, ведь стихи струятся, как вода. И снова Даниэль Софре (не ищите этот псевдоним – не найдёте. Классик хорошо спрятался). Но мне довелась честь переводить его:
Очарованье – в простоте:
волненьи рек
И карих глаз – смеющихся,
бездонных,
Очарованье – это жизнь,
любовь и речь
О всех мирах – и звёздных,
и подводных,
Очарованье – это дождь и океан,
Русалки в озере, и салки, и музеи,
Очарованье – это зов далёких стран,
Дыханье жизни, и воды, и зелени…
Это стихотворение поэт написал после посещения Музея воды. Побывайте там и вы! Ведь нам так иногда не хватает глотка живой воды в этой жизни…
Владимир Резников,
Миннесота
RSS Feed