Чтобы хоть немного отвлечься, я вышел в фойе и чуть не наскочил на тележку с разноцветными майками, которую толкала улыбающаяся девушка.
- Что это? – спросил я.
- Подарки делегатам, - ответила она, но прежде чем получить их, вы должны записать в журнал своё имя и ответить на несколько вопросов.
Я взял майку и приложил её к груди. Оператор направил на меня камеру, а девушка спросила:
- Что вам особенно нравится на Конвенции?
- Ваши подарки, - решил сострить я и только тут обратил внимание, что на майке был изображён портрет Никсона, а надпись гласила: «Спасибо Сталину за то, что он разрушил Берлинскую стену».
- Это ошибка, - сказал я, - стену разрушили при Горбачёве, а Сталин здесь вообще не причём.
- Мы проверяем, хорошо ли люди знают историю. Вы знаете, - сказала девушка и покатила коляску дальше.
В этот момент ко мне подошёл мужчина и, взяв за руку, сказал:
- Это люди Колбера (Stephen olbert), они хотят выставить республиканцев в дурацком виде. Вас они, может, и не будут показывать, потому что вы уличили их в шельмовстве, а может и наоборот, перекрутят всё и выставят вас шутом гороховым, с них станется. Имейте это в виду.
Я догнал девушку, отдал ей майку и попросил оператора вырезать только что снятые кадры. Он ответил, что это очень сложный процесс, который занимает много времени. Сейчас ему некогда, но потом он обязательно выполнит мою просьбу. Пока же, в виде компенсации за причинённое неудобство, он предложил мне не только оставить подаренную майку, но взять ещё одну, другого цвета.
Я не на шутку расстроился. Шоу Колбера транслировалось по всей Америке, и теперь этот клоун мог сделать меня посмешищем всей страны. И чёрт меня дёрнул выйти из зала. Ведь прежде чем поехать в Кливленд, я обещал республиканскому руководству, что буду сидеть от звонка до звонка. Не сдержал слово и поплатился. Это меня Бог наказал, лучше бы оставался на своём месте и слушал. Или не слушал, а думал о чём-нибудь своём.
Как только я вернулся в зал, женщина, сидевшая рядом со мной, сказала:
- Вы прозевали самое интересное.
- Что? – автоматически спросил я, хотя мысли мои были заняты фантазией на тему «Что бы я сделал с Колбером, если бы встретил его в тёмном углу на безлюдной улице».
- Здесь было несанкционированное выступление. К микрофону подошёл Колбер, наряженный в тюрбан, и предложил проголосовать за резолюцию, разрешающую введение шарии в США. Мы не могли понять, что происходит, а он взял молоток, начал стучать им и кричать «Принято, принято, принято». Только когда секьюрити стащили его со сцены, мы поняли, что ему никто слова не давал. Он, наверное, решил пошутить, но шуточка его продолжалась не больше 30 секунд, и я даже не успела его сфотографировать.
- Ах, чёрт, - в сердцах воскликнул я, обидно, что меня при этом не было. Я бы с удовольствием помог людям из секьюрити.
Как? – спросила она.
Дал бы Колберу несколько хороших пинков, - и я рассказал ей, что произошло со мной в коридоре. Из дальнейшего разговора выяснилось, что соседку зовут Мария, она приехала сюда с мужем. Он, как гость, сидит на галёрке, но очень хочет увидеть выступающих вблизи. Она планирует поменяется с ним бейджиками и просит меня не удивляться, если я увижу на её месте мужчину.
Следующим должен был выступать Джулиани.
Многие знали, что он, будучи мэром Нью-Йорка, превратил свой город из гангстерского гнезда в процветающий мегаполис с уровнем преступности гораздо меньшим, чем в среднем по стране. Когда полицейские во время облавы застрелили бандита, оказавшего им вооружённое сопротивление, в либеральной прессе начались обвинения в жестокости полиции по отношению к меньшинствам. Джулиани опубликовал список всех преступлений убитого, что вызвало ещё большее негодование левацки настроенных политических деятелей. На сей раз они обвинили мэра в расизме, поскольку убитый был негром. Но полицейские всех рас и цветов кожи относились к Джулиани с уважением. Они помогали ему в самых трудных ситуациях. По его приказу они выпроводили Арафата из Линкольн-центра, куда тот пришёл вместе с другими почётными гостями, приехавшими на очередную сессию ООН. Арафат предъявил пригласительный билет и пытался сопротивляться, но Джулиани, возглавлявший группу захвата, заявил, что Арафат – террорист, виновен в смерти американцев и ему не место среди порядочных людей.
Шесть лет спустя, после 11 сентября, принц Саудовской Аравии Алвалид БенТалал вместе с Джулиани посетил Ground zero. Алвалид выразил соболезнование жителям Нью-Йорка и дал мэру чек на $10.000.000, сказав, что Америка сама спровоцировала этот теракт, потому что помогала Израилю. Джулиани вернул чек с запиской, что не может принять деньги от человека, оправдывающего убийц.
И вот теперь Руди Джулиани выступал с речью в поддержку Трампа. Во время его выступления что-то случилось с техникой, и на экранах пропало изображение. До этого всё работало безукоризненно: при упоминании имени Хилари появлялись её фотографии, сделанные в моменты, о которых она предпочла бы не вспоминать. Когда говорили о Бенгази, возникали облетевшие весь мир снимки атаки террористов на американское посольство. Если речь заходила об убийстве полицейского, то возникал его портрет в полной форме. И вдруг вместо всего этого на экранах стали возникать чёрные полосы, которые производили очень неприятное впечатление. Наверное, Джулиани почувствовал это и стал говорить более эмоционально. Его возбуждение передалось аудитории, и при упоминании имени Клинтон мои соседи вскочили и начали скандировать «В тюрьму её!» (Lock her up). Я же продолжал сидеть, с удовлетворением думая, что не поддаюсь психологическому давлению толпы.
- Ты не согласен с тем, что Хилари преступница? - спросила Мария, сев на место.
- Согласен.
- Почему же ты не хочешь, чтобы её посадили?
- Потому что тогда номинантом Демократической партии был бы Сандерс, а у него гораздо лучшие рейтинги против Трампа, и его поддерживает молодёжь.
- Я этого не понимаю, - с досадой сказала она, - ведь социализм уже показал, что он собой представляет. Ты это испытал на себе, а те, кто там не жил, могут судить по Северной Корее, Кубе или Венесуэле.
-Ты знаешь, - возразил я, - Черчилль говорил, что если ты не либерал, когда тебе 20 лет, – у тебя нет сердца, если ты либерал, когда тебе больше 40, – у тебя нет мозгов.
- Значит, у Сандерса нет мозгов.
- Это не преступление, а у Хилари их такой послужной список, что в любой момент можно ей что-нибудь припомнить, поэтому я рад, что её не посадили.
- Пожалуй, ты прав, - сказала Мария.
Джулиани возобновил речь, а вскоре опять упомянул имя Клинтон. Мария, забыв мои доводы и своё согласие с ними, вскочила и вместе с другими начала скандировать «В тюрьму её!».
После Джулиани выступала жена Трампа - Мелания. Она очень приятная женщина, прекрасно выглядит и хорошо себя держит. Недаром она долгое время была моделью. Тогда её фотографировали в неглиже, и я был удивлён, что до сих пор эти снимки не сделали предметом обсуждения, но потом подумал, что если бы это произошло, то враги Трампа проиграли бы. Все невольно стали бы сравнивать её с 68-летней Хилари.
После Мелании дали слово отставному генералу, и народ сразу же повалил из зала. Слишком резким оказался контраст. Я последовал за большинством, но, оказавшись на улице, в отличие от этого большинства уселся напротив экрана и стал слушать речь генерала, а когда он закончил выступление, вернулся в зал. И вовремя!
К микрофону направлялся чёрный пастор. Этот человек-гора только что не приплясывал по пути к подиуму, а остановившись, загремел в микрофон:
- Привет, друзья-республиканцы!
Этого оказалось достаточно, чтобы покорить зал. Было в нём что-то, приковывавшее внимание, а может и гипнотизирующее. Недаром он руководил большой негритянской общиной. Наверное, среди его предков были шаманы или вожди племени, а может и те, и другие. Во всяком случае, он говорил как прирождённый лидер. Он осуждал тех, кто хочет разделить жителей Америки по цвету. Прямо он не называл организацию «Чёрная жизнь важна» (Black ives matter) расистской, но заявил, что жизнь любого человека важна. Чёрного и белого, латиноамериканца и китайца.
- Повторяйте за мной «Все жизни важны!» (All lives matter), – гремел он.
Присутствовавшие, заражённые его энтузиазмом, повскакали с мест и начали скандировать: «ВСЕ ЖИЗНИ ВАЖНЫ!».
- И это потому, - продолжил пастор, когда все уселись, - что мы – не Разъединённые Штаты Америки, а Соединённые Штаты. Вдумайтесь в это: Соединённые штаты Америки, США, – и опять люди повскакива-ли с мест и начали скандировать: США, США, США …».
Оставшиеся выступления я слушал на улице, а когда вечернее заседание закончилось, пошёл к автобусу. Там я встретил Катлин. Мы стали обмениваться впечатлениями, и оказалось, что она была так же эмоционально выпотрошена, как и я.
Была уже ночь, на безоблачном небе светились большие, яркие звёзды и полная луна. Обстановка никак не настраивала на политические разговоры, и, когда мы сели в автобус, я сказал:
- Хотите, я вам почитаю Пушкина?
- А кто это?
- Русский поэт.
- Но я же ничего не пойму.
- Поймёте. Он расставлял звуки в таком порядке, что они льются, как музыка.
- Ну, что ж, сыграйте мне вашу музыку, - согласилась он, и я прочёл.
Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Осеребрял мой бег ретивый…
- А теперь переведите, - попросила она, и я начал врать, что в этом стихотворении говорится о мужчине, который, будучи уже в очень зрелом возрасте, влюбился в молодую женщину и боится признаваться ей, чтобы не получить отказ.
- Много вы знаете стихов? – спросила она.
- Да, я в молодости работал экскурсоводом.
- У вас, наверное, были романтические приключения?
- Конечно, - ответил я и рассказал байку, которую в своё время как раз и придумал для того, чтобы облегчить себе эти победы. Звучала она так.
Директору гостиницы, в которой должна была остановиться группа туристов, понравилась женщина-экскурсовод, и он сказал, что даст всем хорошие номера, если она ответит ему взаимностью. Был он толстый плешивый коротышка, никакой симпатии у неё не вызывал, и она рассказала о его предложении туристам, а те не только не стали её уговаривать, они хотели размазать неудавшегося Казанову по стенке, и он вынужден был вызвать милицию. Стражи порядка были его приятелями, и в их присутствии он заявил, что в данный момент свободных мест нет, но, поскольку сейчас уже поздно, он может выдать путешественникам матрацы и положить их в помещении строящегося крытого бассейна. Бассейн уже почти закончен, поэтому место для ночлега не такое плохое.
Выбора у туристов не было, и они согласились. Перетащив матрацы и побросав их в бассейн, они накрыли стол и, уничтожив весь запас спиртного, никаких неудобств не почувствовали. А на следующее утро рабочие пустили в бассейн воду.
В своё время мои байки в сочетании со стихами Пушкина действовали безотказно, но тогда я был на 40 лет моложе. Для того, чтобы сейчас гарантировать себе успех, я предложил Катлин пойти в бар. Она согласилась, но, вероятно, не только нам хотелось закончить длинный день крепкими напитками. В баре уже сидело несколько человек из нашей делегации, в том числе и Мария с мужем. Она сразу же пригласила нас за свой столик и после нескольких рюмок спросила:
- Вы супруги?
- Да, - ответил я, - только от разных супругов.
Она посмотрела сначала на меня, потом на Катлин и незаметно мне подмигнула. Но её муж явно из зависти взял на себя роль офицера полиции нравов. Он подсел ко мне и стал рассказывать, что приехал в Кливленд как гость, поэтому ему дали место на третьем ярусе, и он наблюдает за всем происходящим с галёрки, а вот на съезде Республиканской партии Миннесоты он был в основном зале.
- Значит, вы должны помнить мою речь, - перебил я, - её встретили бурными овациями.
- Мне некогда было слушать всякие глупости, - недовольно ответил он, я раздавал присутствующим флаерсы с биографией своей жены, а заказал их в самом лучшем рекламном агентстве. Во многом благодаря моим усилиям Марию и выбрали делегатом. - Затем он посмотрел на меня и спросил, не читал ли я эти флаерсы, очевидно ожидая, что я начну их хвалить, но я ответил, что мне некогда было читать всякие глупости, потому что я готовился к своей речи.
Он предложил мне выпить за то, чтобы каждый из нас достиг желаемого. Для него это особенно важно, потому что в этом году годовщина их свадьбы, и он хотел сделать Марии подарок. Так вот он не только помог ей стать делегатом, но по её рисунку специально для Конвенции заказал ей в самой лучшей мастерской оригинальный плащ.
- Новое платье короля?
Да, что-то вроде, согласился он, она завтра его наденет. Кстати, меня зовут Боб, добавил он прощаясь.
Влад, - ответил я.
Когда я подошёл, у неё уже брал интервью мужчина в очках и строгом костюме, а другой, на плече которого была большая кинокамера, это интервью записывал. Я не стал им мешать и неспеша пошёл по фойе. Там было множество людей, одетых не менее оригинально, чем Мария. Первым я встретил «дядю Сэма». Это был очень пожилой человек в котелке цвета национального флага, таком же пиджаке, рубахе и галстуке бабочкой. Он и внешне был похож на мужчину с известного плаката и ходил с таким же неприступным видом. Он был одним из немногих оригиналов, около которого я не видел корреспондентов. Я тоже не решался подойти к нему, особенно после того как он приснился мне прошлой ночью. В ночном кошмаре он сошёл с плаката, ткнул в меня указательным пальцем и спросил:
- А ты записался в американскую армию?
Вместо ответа я стал оправдываться тем, что давал присягу в Советском Союзе и не имею права нарушать клятву. Кроме того, я уже не годен по возрасту, и если меня призовут, то я буду скорее обузой, чем помощью.
- А что же ты с молодыми бабами флиртуешь? – спросил он грозно, значит, на это у тебя силы есть?
В этот момент я проснулся, и все страхи отступили, но теперь, глядя на «дядю Сэма» во плоти и крови, я испытывал некоторый дискомфорт и, решив отложить разговор с ним до лучших времён, вернулся к Марии. Интервью с ней уже заканчивалось.
- Я знаю, что ваш штат последние годы голосовал за демократов, – говорил корреспондент, - а как, вы думаете, Миннесота проголосует на этот раз?
- Мы сделаем всё, чтобы она проголосовала за Трампа.
- Что именно?
- Я, например, буду проводить наглядную агитацию, - Мария раскинула руки в стороны и картинно повернулась на триста шестьдесят градусов.
- Думаете, этого достаточно?
- Думаю, что нет, но члены нашей делегации мне помогут, - она посмотрела на меня и сказала, - правда, Влад?
- Правда, - ответил я.
- Как? – спросил меня корреспондент.
- Когда вернусь, я буду совершать свою ежедневную пробежку в час пик в майке с надписью «Трамп снова сделает Америку великой».
- А вы не боитесь? Ведь в Америке не принято афишировать свои взгляды.
- Боюсь, - ответил я честно, - но постараюсь преодолеть свой страх. К тому же я собираюсь бегать с гантелями.
Продолжение следует